🎓 Ивашков Павел Иванович — Исторический Черкесск

90-летний Павел Иванович Ивашков встретил автора буквально за не-сколько дней перед празднованием 70-летия Победы над нацистской Германией в парадной форме. В глаза сразу же бросились награды ветерана: орден Отечественной войны 1-й ст., медали «За отвагу», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией в 1941-1945 гг.», «Ветеран труда» и другие.

Многие женщины города Черкесска (а это они меня подтолкнули написать заметку о Павле Ивановиче) с благодарностью вспоминают этого человека, его высокий профессионализм, чуткое и внимательное отношение к будущим матерям. Он один из тех, кто облегчил им боль, кто помог родить ребёнка. А некоторым и нескольких.

К медперсоналу городского роддома автор всегда относился с уважением. Боль, лицо врача, первый крик ребёнка, быстрые руки акушерки, знакомство с малышом, его первый взгляд – это незабываемо, это красный угол памяти на всю жизнь для каждой матери.

За короткое время общения с этим интересным человеком хотелось о нём больше узнать, понять его, почувствовать. Осознавая почтенный возраст собеседника, решил время зря не тратить и стал просматривать семейные альбомы. Их несколько. На многих фотоснимках – женщины в белом. И неудивительно: профессия-то в основном женская.

На одном из фото узнал свою бывшую одноклассницу Люсю Смехнову.

Особенно часто встречалась строгая, красивая, чернобровая горянка, как та гостья из сказок «Тысячи и одной ночи».

«Это Фатима Тхакохова – сказал Павел Иванович. Каждое утро эта акушерка обходила женщин и спокойно, неспешно, понимая, как жадно ловит каждая её слова, сообщала о состоянии новорождённых, отвечала на их взволнованные вопросы.

Рядом с ней – анестезиолог… Забыл фамилию. Лично видел, как все пациентки у неё превращались в Золушек. Им до полуночи всё можно было: и пить, и есть, и курить, и жвачки жевать. А вот после полуночи уже ничего нельзя! Она им честно говорила: «Узнаю, что если что-нибудь ели, оперировать не будем!» Слушались. Вот, какая она была строгая и авторитетная!

Роды – вещь нелёгкая, изнуряющая, и в первые, самые тяжёлые после родов дни, медицинские сёстры берут на себя все заботы по уходу за малышом.
Коллектив, в котором я работал, очень сплоченный. Бóльшая часть — женщины. Сами понимаете, с женщинами работать нелегко. Женские капризы проявляются везде, в том числе и на работе. Если в семье какие-то неполадки и беспорядки, это отражается на душевном состоянии женщины, ну а если женщина-медик агрессивна, это всегда отражается на больном человеке. С мужчинами работать гораздо проще, с женщинами же постоянно нужно находить общий язык. Несмотря на то, что многие из них были требовательны и строги в обращении, при близком с ними общении, они были очень корректны и являлись квалифицированным специалистами».

А я подумал: многие ли из нас знают того, кто помог нашей матери подарить нам жизнь?! Будь моя власть, я бы приказал, имена акушеров записывать в метрике, рядом с именами родителей, чтобы оставалась память навсегда. Сотням, а может и тысячам, маленьких человечков за свою жизнь помог появиться на свет Павел Иванович, и тогда в каждой метрике должно бы стоять и его имя!

Где-то полтора столетия назад создатель теории диалектики немецкий философ-идеалист Гегель высказал очень верную мысль: «Мы должны хотеть чего-то великого, но нужно также уметь совершать великое, в противном случае – это лишь ничтожное хотение. Лавры одного лишь хотения суть сухие листья, которые никогда не зеленели…»

Уметь совершать великое дело. Не каждому человеку это дано. Мне повезло – рядом сидел человек, который вместе со своими коллегами, действительно, совершал великое дело.

Коснитесь пальцами правой руки запястья левой… Чувствуете?.. Тук-тук-тук. Пульс. Эхо сердца.. Только в живом есть пульс… Тук-тук-тук… Только в живом жизнь стучится. И такое же тук-тук-тук бьётся в маленьком тельце только что родившегося ребёнка… Это ли не великое дело?!

Просматривая и комментируя фотографии, доктор смущённо пожимал плечами. «Биография? Какая там биография – всего несколько строк…».

Сквозь пробившийся в окно солнечный луч, он будто увидел прошлое. Дрогнули уголки губ…

Павел Иванович Ивашков родился 13 января 1925 г. в городе Георгиевске Северо-Кавказского края в семье рабочего. До оккупации города немецкими захватчиками (3 августа 1942 г.) окончил 8-детнюю школу и первый курс Георгиевского техникума механизации сельского хозяйства.

Объявление войны Павел, как и большинство обывателей, встретил не то чтобы равнодушно, но как-то отчуждённо. Как и все слушал радио, говорил, настроился на скорую победу нашей армии – непобедимой и лучшей в мире, как об этом постоянно писали в газетах.

19 января 1943 г. Паша пошёл добровольцем в Красную армию. Он полагал, что их, необученных солдат, пошлют в тыл на подготовку, но новобранцев постоянно приближали к линии боевых действий, хотя они до сих пор были в гражданском одеянии и даже не знали номер своего войскового подразделения.

Отступая, нацисты оставляли после себя взорванные мосты и железнодо-рожные коммуникации, поэтому связь с Большой землёй отсутствовала. Новобранцы испытывали большие трудности и с продовольствием, и с обмундированием. А под станицей Григорополисской о себе напомнил тиф. 10 дней провалялся Ивашков в карантине на конезаводе села Михайловского. «Вошебойку» сделали из печки, находящейся в здании без крыши. Пришлось на морозе раздеваться догола.

А тут, на беду, нечаянно сгорела кожаная отцовская шапка. Последствия сказались сразу же – отморозил уши.

В селе Выселки, неподалеку от г. Кропоткина, встретили весну. Слякоть, непролазная грязь, холод и голод. Даже солдатских котелков не было. Питались рушенной кукурузой без соли да полуразложившейся свеклой, которую выкапывали из мёрзлой земли бывшего поля.

Обстановка нормализовалась лишь в начале апреля. Появилось нормальное питание (даже борщ с мясом, рыба, компот), всех обеспечили обмундированием, оружием, боеприпасами. А вскоре 157-я отдельная стрелковая бригада 9-го корпуса 9А СКФ, в составе которого пулемётчик Ивашков принимал присягу, направили на Кубань. Здесь Красной армии предстояла сложная операция по прорыву «Готенкопфа» и разгрому немцев на Таманском полуострове.

«Готенкопф» – это название (буквально можно перевести как «голова гота») рубежей сильно укреплённой линии обороны немцев, более известной нам сегодня под названием «Голубая линия». Область этих рубежей обороны (от 6 до 25 км глубиной) проходила по реке Кубани до Чёрного моря.

Цифрами «Голубую линию» можно представить так: это были 577 закрытых огневых сооружений, 37,5 км минных полей, шириной до 500 м, плотностью 2500 мин на 1 км, 87 км проволочных заграждений, 12 км лесных завалов. Именно здесь, используя рельеф местности, противник впервые применил мощную траншейную оборону. Не зря «Голубую линию» некоторые специалисты по уровню укреплённости сравнивают с двумя другими знаменитыми линиями: линией Маннергейма и линией Мажино.

Сосредоточив на данном участке 15 пехотных, горнострелковых, кавалерийских и танковую дивизию, 7 артиллерийских полков и 3 дивизиона штурмовых орудий, при прикрытии авиацией с неба, немецкие генералы считали её неприступной.

Преследуя отступающую 17-ю армию Вермахта, советские войска захватили важные узлы обороны. В марте 1943-го они вышли к новому защитному рубежу немецких войск, находящемуся в 60-70 км западнее Краснодара, однако, сходу прорвать его не смогли. 16 марта войска СКФ тактически перешли к обороне, потихоньку подготавливаясь к новой наступательной операции.

Бои здесь продолжались до сентября 1943 года. Чтобы пробить брешь в неприступной вражеской «Голубой линии» и придвинуться к Таманскому плацдарму противника, свои жизни отдали более 30 тысяч защитников Отечества.

На грани жизни и смерти в боях за Кубань оказался и Павел Ивашков.

«Окопы вражеских солдат находились буквально рядом – вспоминал бывший сержант. Часто слышались их голоса, а ещё, действуя на психику, немцы постоянно прокручивали по динамику передвижной радиомашины русскую песню «Катюшу» и предлагали сдаться без боя.

Об этом же постоянно напоминала и листовка-пропуск. Их в пустотелом корпусе снаряда и в большом количестве на позиции красноармейцев сбрасывала немецкая «рама». Чтобы жизнь в обороне «не казалась сладкой», немцы совершали авиационные налёты или обстреливали наши окопы из миномётов.

На «Голубой линии» я научился распознавать траекторию полёта мины по звуку. Железный такой звук, неприятный. И сразу шесть мин летит. Когда слышишь свист, значит, мина пошла дальше. А когда шуршит, берегись: это – твоя».

«И высунуться нельзя – попадёшь под пулю снайпера или прицельный огонь пулемёта, и закопаться глубже в окоп нельзя – вода близко. И так продолжалось несколько месяцев. Ко всем трудностям и лишениям солдатской жизни, комары не в счёт – сущий пустяк, добавилась ещё и жара».

Рядом с Ивашковым по-прежнему был станковый пулемёт «Максим». К этому времени Павел мог даже с закрытыми глазами осуществлять сборку-разборку основного узла пулемёта – замка. Вот только рядом уже не было напарника – 2-го номера Васи Сухорукова – казака из станицы Воровсколесской. В конце июля получив тяжёлое ранение, он умер на руках товарищей.

В памяти ветерана сохранились три боя. В одном из них Павел видел, как в течение нескольких минут полегла вся наша штрафная рота. В живых никто не остался.
В другом бою под обстрелом пришлось тянуть на спине тяжелораненого грузина. «Ростом я невысок, как видите, да и весил тогда килограммов сорок. Вокруг снаряды рвались, а я еле-еле тащил раненого бойца. Только и слышал, как он постоянно бормотал слово «дедего»… Лишь в медсанбате узнал, что он маму звал…».

А потом был третий бой – последний для пулемётчика Ивашкова. После артподготовки со всех видов имеющихся видов орудий («катюши», тяжёлые пушки и т.п.) начался штурм немецких окопов.

«Первые окопы мы прошли быстро. Их защищать было некому. От немецких солдат осталось «кесиво-месиво». Но ближе к средней части оборонительной линии, гансы стали «огрызаться». В одном из окопов получил осколочное ранение в предплечье правой руки. 24-летний лейтенант казах Нурмамхамбетов кое-как перевязал меня и передал подбежавшим солдатам. Тогда никто из нас не знал, что у меня были поломаны обе кости и перебита кисть. Перевязать-то перевязали, а шину не наложили.

Как добирался до своих позиций, помню плохо. Шёл, истекая кровью. В одном из окопов наскочил на немца. Почему он в меня не выстрелил – не знаю. Наверное пожалел… А вскоре я потерял сознание.

В медсанбате, для переливания крови, мне нужна была 1-я группа. И хотя она была универсальная, её у медиков не оказалось. И тогда одна из медсестёр предложила свою. Когда на операционном столе пришёл в сознание, она сказала мне: «Смотри, боец, чтоб после войны был врачом, ведь в тебя влили медицинскую кровь…».

«Потом меня привезли в Краснодар. Во фронтовом госпитале – тысячи раненых. И тут начались проблемы. Ранение руки осложнилось газовой гангреной, она стала быстро чернеть. Было принято решение о её ампутации. Спасибо, ведущему хирургу: «Что же вы мальчишку хотите без руки оставить…». Он сотворил чудо, за что я благодарен ему всю жизнь. Руку от ампутации он спас, но полноправной она не стала. Пальцы правой руки не действовали, к тому же кость срастили не так как надо. А иначе и нельзя было. Благодарю судьбу, что хоть так обошлось».

9 октября 1943 года Таманский полуостров был полностью освобожден от оккупантов. Вновь была освобождена ст. Крымская, затем – Анапа и Темрюк. Ивашков же в это время проходил лечение в г. Минеральные Воды, затем – в эвакогоспитале № 5423, который располагался в г. Ессентуки. Однажды туда на коровах приезжали родители, чтобы проведать раненого сына. 22 февраля 1944 года 19-летний сержант Ивашков был комиссован из госпиталя инвалидом 2-й группы и возвратился домой.

Вскоре, по рекомендации отца, Павел поступил в Пятигорскую фельдшерско-акушерскую школу, которую окончил в 1947 году. Одновременно с помощью серных ванн лечил руку. Это дало некоторые положительные результаты. Свищи исчезли, стали шевелиться три пальца на правой руке. Остальные два пальца с перебитыми нервами и сухожилиями остались на всю жизнь бездействующими. Из-за них не сгибалась и кисть.

На работу утроился фельдшером в станице Новопавловской (ныне город Новопавловск) Курского района. Сразу же стал готовиться к поступлению в вуз.

В 1948 г. Ивашков поступил в Орджоникидзевский мединститут. Днём учился, по ночам работал фельдшером в психиатрической поликлинике. Проучившись два года, перевёлся в Кубанский медицинский институт им. Красной Армии (г. Краснодар), который окончил в 1954 г. Здесь же, получив звание лейтенанта медицинской службы, вновь стал военнообязанным – ограниченно годным в военное время.

Так как в Георгиевске трудоустроиться не удалось, поначалу Ивашкову пришлось работать в совхозе, который располагался в 40 км от города, затем в течение 1955-1957 гг. – в участковой сельской больнице ст. Александрийской Георгиевского района Ставропольского края, что в 14 км от Георгиевска.

В течение 1957-1959 гг. учился в ординатуре при Ставропольском медицинском институте. Специализацию первоначально проходил по терапии, но потом уговорили перейти на акушерство и гинекологию, которые завершил с оценкой «отлично».

Справка. Акуше́рство — клиническая дисциплина, которая изучает физиологические и патологические процессы, происходящие в организме женщины в связи с зачатием и беременностью, в родах и послеродовом периоде, а также разрабатывает методы родовспоможения, профилактики и лечения осложнений беременности и родов, заболеваний плода и новорождённого.

Гинеколо́гия (от греч. γυναίκα – женщина + λόγος – изучение) — отрасль медицины, изучающая заболевания, характерные только для организма женщины, прежде всего — заболевания женской репродуктивной системы. Большинство врачей-гинекологов на современном этапе также являются акушерами.

Ивашкову предлагали остаться в институте, но он предпочёл практику и по распределению попал в Черкесск. Тогда он ещё не знал, что в этом городе он через год женится, здесь родится его любимая дочь, с этим городом будут связаны все остальные годы его жизни. После окончания ординатуры – сразу в бой. Сражения за новую жизнь, эти мгновения счастья, спрессовались, в целую жизнь. Уже тогда понял, что выбрал себе профессию с постоянной боевой готовностью, с ненормированным рабочим днём: младенцы никак не подчиняются условному календарю взрослых.

Вызывали и днём, и ночью, по праздникам и по воскресенья. За течением родов, как правило, наблюдал он сам, но, когда рожениц бывало много, работы хватало всем: и заведующему отделением, и врачу, и медсестре, и акушерке. Именно она обязана следить за всем: помочь при слабой родовой деятельности, предохранить женщину и ребёнка от возможных осложнений.

Я друг вспомнил: в Черкесске, недалеко от моей 9-этажки, на ул. Умара Алиева, многие годы размещалась станция «Скорой помощи». Иногда, вроде бы без дела, стояли целый день белые машины с красным крестом. И я подумал, что хорошо бы, подольше стояли, хорошо бы, дела этого было поменьше! Но они всегда были в постоянной, круглосуточной готовности. Чтобы в мгновение ока, например, доставить женщину со стремительными родами в родильный дом, чтобы вылечить одинокого старика, чтобы город мог спокойно ложиться спать, зная, что врачи не спят и всегда готовы помочь.

Добрые имена врачей городского роддома знали многие женщины, и потому машины «Скорой помощи» привозили туда – по их просьбе – не только из городских районов и, но и из ближайших населённых пунктов. Родильный дом открывал двери всем, но естественно, увеличивалась нагрузка и на персонал.

Легко делать только ошибки. А уют и спокойную рабочую атмосферу надо создавать долго. По мере ухода ветеранов всё острее вставала проблема кадров.

Приходили новые люди, в основном молодёжь. Перед коллективом роддома постоянно стояли задачи: как сохранить прекрасные традиции родильного дома? Как успешней наладить отношения между малознакомыми людьми в коллективе? Как сделать традицией не только хорошие знания, не только чистоту, не только ответственность, но и доброту? Среднему персоналу приходилось осваивать даже несколько смежных профессий.

«Гинекология – это цветочки. В качестве врача-гинеколога мне приходи-лось часто проводить профилактические осмотры женщин на заводе «Холодмаш». Выявлял патологию и онкопатологию, осуществлял консультирование женщин пребывающих на больничном листе, заполнял посыльные листы ВТЭК и др.

А вот акушерство – дело серьёзное…» .Павел Иванович знал: нет лучшего пути к сердцу человека, чем доверие и внимание. Особенно при сложных случаях.

Сложный случай – он как индикатор – проверка атмосферы в родильном доме. При поперечном положении плода, например, нормальные роды невозможны. Надо провести внутренний поворот ребёнка – операция, которая не всякому опытному врачу по силам. Но как всегда: вымыл руки и приступил… В очередной раз были спасены две жизни – матери и ребёнка.

К сожалению, не всегда в родильном доме всё проходило гладко. Бывало, рождались слабенькими, болезненными, жизнь их висела на волоске. И тут всё зависело от знаний, опыта, заботливости педиатров. Многих даже нежизнеспособных малышей выходил Павел Иванович Ивашков вместе с врачами детского отделения.
«Павел Иванович, говорят, ныне рождаемость падает…» «Да?» – удивлённо поднял брови доктор. «Я что-то в своё время не замечал. У нас была настоящая «фабрика жизни». Производили маленьких черкешан. Все – только со знаком качества. И производительность не уменьшалась».

Я спросил Ивашкова: «Хватало ли Вам времени уследить за наукой?» «Старался. Участвовал в научных конференциях, очень длительное время преподавал в Черкесском городском медучилище, учился на курсах повыше-ния квалификации, участвовал в проведении диспансеризации населения го-рода Черкесска».
«Хорошо помню чудесную книгу супругов Никитиных (они воспитали се-мерых детей) «Мы и наши дети», которая стала моим учебником. Я тоже всегда считал необходимым раннее прикладывание ребёнка к груди матери сразу после его рождения. Молозиво – жидкость, которая выделяется из грудных желез матери в первые дни после родов. Оно содержит много витаминов и способно создать у ребёнка иммунитет против многих болезней. Особенно опасными бывают всевозможные инфекции. Содержание ребёнка в одной палате с матерью помогает сохранить особую микрофлору матери и ребёнка.

А с точки зрения стерильности лучше вообще рожать дома… Конечно, всей премудрости современного ухода за грудным ребёнком в двух словах не перескажешь – целые книги написаны. Ведь кроме пеленаний, закаливания, витаминов молодых мам тревожило просто поведение ребёнка. Каждый маленький человечек рождается со своим набором пристрастий и антипатий, желаний, требований, своим темпераментом, своим способом сосать молоко и лежат в коляске. Есть энергичные, деловые дети, которые быстро наедаются и живут в полной гармонии с окружающим миром. Ест волокитчики, которые растягивают каждую трапезу до полутра часов, есть лакомки, наверное, будущие гурманы, – они сосут не просто, чтобы насытиться, а смакуют каждую капельку молока. Некоторые дети лежат в кроватке спокойно и дружелюбно, а некоторые часами орут без всякой видимой причины».

Павел Иванович сказал, что за свою вполне разумную и обоснованную строгость в воспитании младенцев, он, наверное, стал кровным врагом многих любящих бабушек, которым советовал начинать воспитание ребёнка с первых дней жизни. Правда, в последние годы несколько смягчил свои взгляды.

От доктора я узнал, что оказывается, микробы могут быть «свои» и «чу-жие», «враждебные» и настроенные вполне миролюбиво. А патогенные микробы безвредны и для матери и для её ребёнка.

Задал Павлу Ивановичу парадоксальный вопрос: «Если, несмотря на всю круглосуточную заботу о чистоте, инфекции всё же появляются в родильных домах, то нужны ли они вообще?»

Врач усмехнулся: «Смешно, конечно, ломать копья, отстаивая необходимость родильных домов, и всё же… Они нужны сегодня, как никогда ранее. Ведь в конце двадцатого века количество патологий при родах резко увеличилось».

Павел Иванович посмотрел в окно, будто хотел ещё раз взглянуть туда, на конец двадцатого века.

«Уровень излучения повышен, двигались мы мало, ели опылённые химикатами фрукты и овощи, женщины курили, злоупотребляли наркотиками, абортами. Всё это не проходило бесследно. А пресловутые «стрессы», а трагические экзаменационные волнения не успевших толком повзрослеть студенток! Кстати, мы заметили, что хуже всех рожали именно студентки: излишняя нервозность, зачастую просто избалованность плохо влияли на течение родовой деятельности!»

«Как теперь принято рожать? Да никак. Писк моды – кесарево сечение. Очень консервативные рожают сами, но с обезболиванием».

Примечательной была у Ивашкова манера говорить. Устремляя на меня своё лицо с мыслящими и очень добрыми серыми глазами, он произносил слова негромко, на как-то страстно и убедительно, что, я подумал – этот человек не чурался трудностей, умел настоять на своём.

«Раньше хопёрские казачки рожали в поле, и в жарко натопленных банях, и во время длительных походов, и в прорубь новорождённых опускали. Родильных домов вообще не было. Но человечество, тем не менее, существования своего не прекратило» – добавил я.

«Всё так. Но, посмеявшись над курьёзами старины, стоит подумать о том, какова было детская и материнская смертность хотя бы, скажем, этак лет сто назад, и сразу станет ясно: родильные дома с новейшим медицинским оборудованием и лекарственными препаратами, с квалифицированным медицинским персоналом, готовым оказать немедленную (и при этом бесплатную) помощь, совершенно необходимы».

Показал Павлу Ивановичу фотоснимки из прошлого Черкесска, имеющиеся в моём ноутбуке. Они демонстрировались в виде слайдов. И вдруг стоящая рядом жена доктора сказала: «А это дом моей мамы Кононенко Полины Иосифовны (1910-1999 – С.Т.)…» Остановил движение фотоснимков и всмотрелся в фото. Слева только что построенное здание центрального универмага, а рядам – дом с тремя окнами… «Мои родители приехали в Баталпашинскую в 1930 году, где в конце года я и родилась. Папа до войны работал гл. бухгалтером в торговле Черторга. В 1942-м, когда ему было 32 года, мл. лейтенант Валентин Казимирович Синкевич, белорусский поляк, пропал без вести. Маме очень нравился этот дом и улица имени Ленина, на которой она стала жить после войны».

Незаметно прошло четыре часа. «Разговорное» время явно истекало. Видел, что Павлу Ивановичу, в свои годы, давать длительное интервью уже тяжело.

Напоследок задал ещё вопрос: Ответил он, не задумываясь. И не так, как я ожидал: «Я счастливый человек…». Подумал и добавил: «Поверьте, что я не преувеличиваю, не фантазирую, а говорю чистую правду. У меня прекрасная жена Нелли Валентиновна (в 1957-1963 гг. она работала инспектором в облосном архивном отделе – С.Т). Мы всю жизнь любим друг друга. Она подарила мне дочь Ксану. Теперь у меня есть взрослая внучка Нелли. Есть квартира».

«Была любимая работа. Я врач. Этим сказано сразу много. Это и ответственность, и коллеги, и соседи, которые обращаются с вопросами, и полная уверенность окружающих в том, что я, как и все врачи, вообще, деньги гребу лопатой. Так было, так есть и так всегда будет. Хотя в жизни я ни от кого и никогда даже копейки не брал.

Если бы можно было начать всё заново, поменять профессию, какие-то этапы в жизни, я бы ничего не менял. Вновь обратился к этой профессии. За 32 года работы в системе здравоохранения Карачаево-Черкесии у меня и в мыслях не было сменить профессию.

Когда преподавал в медучилище, там поменялось четыре директора. Но до сих пор меня ежегодно поздравляют с Днём Победы, приглашают на встречи с учащимися и преподавателями. А вот коллективы роддома и республиканской больницы за 22 года после моего ухода ни разу даже и не вспомнили…

До сих пор с благодарностью вспоминаю Игоря Оттовича Зибера, Николая Афанасьевича Хохлачёва, Ларису Харитоновну Сидакову, акушерок Надежду Тимофеевну Демченко, Надежду Петровну Кривошта, Тхакохову, Крылову и многих других. Много было хороших людей».

Р.S. В июле 2015-го правозащитник Павел Астахов и президент КЧР Темрезов вручили супругам Ивашковым, прожившим 56-лет в супружеском браке, медаль «За любовь и верность».